Главная»Беременность и роды»Беременность»Все о беременности»Обиды и трудности в отношениях при беременности

Обиды и трудности в отношениях при беременности

Обиды и трудности в отношениях при беременности

Как бы неприятно это ни было, но обиды — очень часто весомый спутник беременности.

Если до этого с мужем мы не сталкивались с тем, что у нас могут быть разные потребности или разные представления о заботе и норме, или сталкивались, но в мягкой форме, то беременность — это прямо-таки благодатная почва для возросших резко ожиданий со стороны женщины, а также повышенной эмоциональности и ранимости, что в преломлении на разную терпимость и ресурсы у мужчины может обрастать ссорами и непониманиями.

Да и не только об отношениях с супругом может идти тут речь. Родственники, конечно же, мама — слишком активизировавшаяся, да больно тиранистично или, наоборот, недостаточно, родители мужа, близкие подруги — непроговоренностей и затаенных чувств может быть масса.

Об экологии проживания своих чувств и культуре выражения их всегда есть смысл говорить, но в беременность особенно — потому что... да много почему. Потому что хочется и нужно сберечь себя и свои нервы, потому что беременность, каждая, все больше и больше скрепляет семью, и необходимо укреплять ее не только новыми детьми, но и близостью, потому что так живется радостнее и гармоничней.

В беременность мы становимся сами будто маленькими девочками. Люди часто регрессируют (впадают в детское состояние) на фоне недосыпа, голода, усталости, стресса, плохого самочувствия. В этом смысле беременность прямо способствует «впаданию в детство». Плюс гормональный фон, который делает нас воспримчивее и чувствительнее.

Но детство у нас, выросших девочек Советского Союза, редко было напитано безопасностью и привязанностью к родителям. Впадая в «девочку», мы в основном сильно нуждаемся во внимании и заботе, в напитывании нас любовью и принятием. У нас обострены «триггеры» — болезненные кнопки души, в зависимости от болезненного опыта детства — у каждого свои, но это могут быть: чувство одиночества — «я никому не нужна», страха и беспомощности, покинутости, непонятое, неувиденности, недооцененности или даже вовсе собственной плохости.

Наша привязка к близкому человеку может усилиться в разы. Мы можем забывать, кто перед нами — муж или мама, через фильтр какого возраста мы сейчас на него смотрим.

Но даже и из взрослой позиции у нас может быть много адекватных и не очень (и кому это решать? — об этом поговорим) ожиданий. Сколько помощи ждать, сколько «скидок» и уступок будет в связи с твоим новым положением, сколько заботы или приятных сюрпризов должно быть, сколько сочувствия и внимания к твоим тревогам должно быть проявлено?

Каждый человек будет иметь свои ответы на эти «сколько».

А еще могут быть трудности с выражением своих потребностей, своих чувств, своих просьб и претензий. Трудности с тем, как справляться с волнами чувств, которые будто захлестывают.

Поэтому быть, быть этой главе, обязательно быть.

Чем так опасны обиды и чем они нам мешают?

И дело даже не в том, что это «негативные эмоции», как об этом часто говорят, которые плохо влияют на будущую мамочку и малыша. Эмоции могут быть по большому счету любыми — потому что мы живые люди. А в том, что с нами происходит в попытке с ними ужиться. Мы пытаемся их проглотить, унять, деться куда-то от них. Не признаемся себе в них, скрываем от других — и именно тогда, а не само по себе, это может начать проявляться в теле, в том, что называется психосоматикой.

Плюс практически всегда чувство обиды сопряжено с чувством вины за то, что я обижаюсь. Ведь «грешно» носить в себе обиды, мы должны быть добрыми и прощающими, плохо и стыдно обижаться на маму или на брата, злиться на родителей мужа, ведь это его мама и папа, которые дали ему жизнь или которые вам так помогают в эту беременность, а я вместо того, чтобы быть благодарной, еще и смею какие-то обиды иметь...

Обида в соединении с долгом обязательного и как можно более быстрого прощения — вот именно этим долгом простить и стыдом от факта самой обиды часто забирают у нас очень много сил, прямо-таки выматывают в идее — что с ней нужно что-то обязательно сделать.

Поэтому я скажу вам для начала парадоксальную вещь. Правда, позже, в этой главе я к ней прибавлю вторую часть. Следите за крупными буквами:

Обижаться - можно

Выдыхайте. Если вам обидно, значит, у вас есть на это какие-то ваши причины. Вы не плохи, не глупы, не неблагодарны, не еще какие-то оттого, что вам, по сути, больно. Одиноко, несправедливо, гневливо, грустно. У каждого из наших чувств есть своя логика возникновения в лабиринте наших ценностей и травм. Но эта логика, а значит, и ценность, и право на существование, всегда есть.

Правда, эта логика — у каждого своя — есть еще и у вашего обидчика. И об этом мы тоже поговорим немного позже.

В общем, если коротко — обиды забирают у нас прорву сил. А беременность — период, когда все должно идти на их накопление, на аккумуляцию.

Еще хочется обозначить, что НЕ является прощением.

Говоря об обиде, невозможно не говорить о ее конце — прощении. И тут у нас много культурологической и воспитательной путаницы. Под прощением мы понимаем «отпустить и забыть», что ни разу прощением не является, особенно в форме — просто не говорить об этом, не упоминать и не возвращаться к этому. Прощением не является разрешение другому так поступать, а я из чувства своего превосходства — ум нее-духовнее, так уж и быть, спущу ему с рук. Знакомо? Ну, что-то вроде, что в простой разговорной речи звучит как «что на дураков обижаться». Это ведь тоже не про прощение истинное. Прощение не заключается в том, чтобы объяснить себе, почему так другой человек поступает, как бы оправдывая его, хотя этот вариант наиболее приближен к зерну отпускания — прощения. Ну и, конечно, прощением не является такая тема, как «прощаю, потому что ты моя сестра», то есть из долга. Тут даже чувства как-то неприкрыто игнорируются и пропускаются, а ведь и обида, и прощение — не из категорий разума, они являются чувствами, это уровень души.

Прежде же, чем говорить о том, что такое прощение, давайте подробно поговорим о том, что такое обида и как ее проживать.

Что такое обида?

На самом деле такого чувства, как обида — ну, не то чтобы не существует, но само это слово обозначает сумму нескольких чувств, набор которых может разниться.

В толковом словаре Ушакова: обида — «несправедливо причиненное огорчение, оскорбление, а также вызванная этим отрицательно окрашенная эмоция».

Иными словами, обида — чувство несправедливости, неценности или обесценивания, сопряженное — это уже от меня и моих психотерапевтических знаний — с чувствами гнева и грусти.

Гнев и грусть — это два основных вектора, на которые можно разбить переживание обиды.

Гнев сам по себе как раз и есть чувство, вызванное нарушением наших границ в самом-пресамом широком смысле этого слова. Мы можем злиться на недостаточную заботу и значимость (как вид — сейчас будет каламбур — не просто нарушение границ, а то, что к ним даже не притрагиваются), злиться на несправедливое к нам отношение, недооценивание нас, несовершенные или совершенные не так относительно нас поступки. Там, где с моим мнением не считаются, там, где его подавляют. Там, где мне указывают, как мне надо поступить, думать или чувствовать, там, где я считаю, что другой должен думать, поступать или чувствовать, как мне кажется правильным. Да, именно так — про последнее. Ведь на этом так часто основываются наши обиды, а именно ее часть — гнев как уже наша агрессия в продавливании чужих границ.

И вот мы и подобрались к ключевому здесь моменту. К границам. И к адекватности нашего гнева, к тому, насколько в рамках ощущения несправедливости наш гнев на другого справедлив.

Когда речь идет о нарушении наших границ, а именно: кто-то другой говорит, настаивает, давит, указывает, как нам надо чувствовать, думать, что выбирать и считать ценным, и как поступать в связи с этим — это и есть нарушение наших границ. И здесь совершенно уместно испытывать злость и злиться по полной программе. Потому что никто не имеет права указывать нам, какими нам быть и что нам делать.

Но когда мы сами начинаем считать, что вправе решать, что чувствовать, какие приоритеты и ценности иметь, как в связи с ними поступать другому человеку — в этом месте наш гнев делает нас агрессорами, пытающимися нарушить теперь уже чужие границы.

Когда мама говорит нам, что я веду себя глупо: со своими страхами ходить к врачу и сдавать кровь из вены, нас она обижает, нарушает границы — своей оценкой, в которой как раз транслируется, как должно себя чувствовать в подобной ситуации. Но когда мы говорим ей о том, что она не предложила приготовить поесть, ведь я такая беременная и у меня нет сил, это уже про нарушение границ нами — маминых. Ведь, в конце концов, это не ее обязанность, а добрая воля — помочь. И тогда здесь уместнее испытывать грусть, что вот так вот она не хочет, тщетность, но без претензий к ней.

Другой — не телепат

Здесь же очень важно говорить еще вот о каких вещах: знает ли человек о том, чего нам хочется и что он при этом не делает? Сообщаем ли мы ему о своих потребностях, о том, что хотелось бы и чего НЕ хотелось бы, что бы он делал-говорил по отношению к нам? Это кажется элементарным. Но чаще всего я на этот вопрос на консультациях получаю «нет», будто мы живем в парадигме, что если я так считаю, то весь мир так считает. Но это совершенно не так, не очевидно, и наше мнение о чем-либо истиной не является, а другие люди, пусть даже самые близкие, телепатами, к сожалению или к счастью, не являются.

Поэтому одно дело — это когда мы говорим о наших чувствах и потребностях, а другой человек все равно делает по-своему (и имеет право на это и свои представления об этом), что грустно (и об этом позже), и другое дело, когда он даже понятия не имеет, мы его не информировали, чего бы нам хотелось, зато обижаемся. Справедливо ли это?

Точки на окружности и о языках любви

У южноамериканских индейцев есть такой образ, раскрывающий идею истины или Бога, или самой сути.

Представьте окружность и ее центр — точку посередине. Точка посередине — это и есть истина, а точки на окружности — сумма углов зрения на истину. Как нам известно из школьной геометрии, все точки окружности совершенно одинаково отдалены и приближены к ее центру. И в этом смысле — каждый из нас одинаково прав и одинаково не прав, говоря о том, что же есть такое — Бог, смысл, истина.

Если представить себе центральную точку разноцветной, то тогда возможно объяснить, что человек, стоя на одной точке, будет утверждать, что истина — это когда, например, она синяя, а человек на диаметрально противоположной стороне окружности будет уверен, что она красная. И хоть их мнения будут совершенно разные, каждый из них будет по-своему прав.

Истина же, опираясь на этот образ, находится не в плоскости в принципе, ее невозможно целиком обозреть J ни из одной из точек, но в объеме, в том, что над этим А всем, что дает возможность увидеть сумму этих точек. И она и есть Бог — в самом широком, духовном, . не обязательно религиозном смысле этого слова.

Здесь же уместно вспомнить о слепцах и слоне, которого они описывали так или иначе в зависимости от того, где каждый из них находился: трогающий хвост утверждал, что слон — это тоненькое, юркое и длинное. Гладящий бок — представлял основным бескрайность, объемность, площадь, а хобот мог бы говорить о ширине, длине и могучести.

Если преломлять эту теорию на тему, о которой мы сейчас говорим, то мне хочется донести мысль, что другой человек со своей точки зрения прав.

Каждый из нас перед самим собой всегда поступает из ощущения собственной хорошести, своих ценностей, а также ресурсов и сил на данный момент времени. Крайне редки ситуации, когда мы сами делаем что-то осознанно из позиции «плохого человека». В природе человека изначально есть стремление к любви и добру, которое у каждого профильтровывается через его систему ценностей — религиозных, социальных, культурологических, исторических, семейных, в которых он рос, а также через его душевные травмы, которые могли исказить это чувство изначальной Любви, через зажимы и комплексы.

Нам всем хорошо известна парадигма, от которой мы очень страдали в детстве, да и став взрослыми, чего уж скрывать, что нас, например (таких немало), совсем не хвалили, не рассказывали о наших достоинствах, не отмечали достижения, зато очень много акцентировали внимания на промахах, неудачах и критиковали. Когда, вырастая, спрашиваешь маму или папу, зачем так было делать, ведь было так холодно, и я вырос с комплексом неполноценности и неврозом перфекциониста, чаще всего получаешь в ответ что-то вроде: «Мы хотели, чтобы то, что ты делаешь, у тебя получалось еще лучше» или «Мы хотели тебя не разбаловать, потому что людей с высокой самооценкой не любят», то есть в этом явно звучит забота, вы ее видите? Тут есть мысли о том, каково человеку будет идти по жизни, есть идея того, чтобы у него все было как можно лучше, а вот то, через какую логику это проводится, — сугубо индивидуально.

Или вот еще пример, скорее из послеродовой практики закрывания родов (это мой авторский психотерапевтический метод по проживанию чувств, связанных с родами), но вам будет понятно: когда жена обижается на мужа, что он не поддержал ее в роддоме, не отстоял в случае, когда ее, например, настроенную на естественные роды без вмешательств, под давлением убедили сделать эпидуральную анестезию или вводить окситоцин.

Я обычно спрашиваю, просила ли она его напрямую о поддержке? Мог ли он знать сам, что она в ней в этот момент нуждалась, учитывая, что она при нем же — сама! — согласилась на эти манипуляции и по его логике — вполне могла этого хотеть ровно в этот момент. Особенно — и это часто — если при этом все было приправлено словами врача о том, как детка там внутри страдает и как ей необходимо уже помочь. И тогда тут включается еще и другой аспект заботы — о здоровье его любимой женщины и его ребенке, а иногда, в связи с тревожностью мужчин (они-то вообще не внутри этого процесса и значительно меньше в нем понимают, чем женщины!), вкупе с запугиванием врачей, это еще и забота о жизни его двух самых дорогих людей. Принять тут решение — «Нет! Мы отказываемся от эпидуралки!» — это как бы взять на себя ответственность за вашу жизнь и здоровье, что ему просто не может быть под силу и кажется просто безумством в контексте его компетенции и компетенции врачей, говорящих об угрозе.

Плюс ресурс. Мы часто выставляем очень высокие счета мужчинам как неким машинам по производству безопасности. Но каждый из нас, прежде чем он является женщиной или мужчиной, с тендерными особенностями и социальными ожиданиями от него в связи с этим, является человеком — со своими страхами, комплексом неуверенности в себе и силами что-то делать или не делать. Каждый из нас родом из детства, и порой даже мужчинам крайне сложно говорить «нет», противостоять системе и т.д., и это не говорит о том, любит он нас или не любит, о степени значимости нас для него, о его мужественности даже, это вообще не показатель его чувств ко мне и его хорошести, это просто — его особенности.

И в этом смысле —

Прощать - некого,

потому что он не наносил нам намеренного вреда, не обесценивал нас и не поступал, по своим меркам, несправедливо.

Что, конечно же, не избавляет нас от грусти.

И это — вторая часть переживания «обиды». Гнев бывает оправданным или нет, правомерным или нет, но в том месте, в котором мы упираемся в конец нашего влияния и натыкаемся на границы другого, будь то другой человек с его свободой воли или жизнь — Бог с Его волей — то, что мы именуем чаще всего обстоятельствами, мы скорее испытываем грусть. Вот то, что переживается не как рука, указующая в сторону конкретного человека, а как руки, которые разводятся в стороны — так есть, и это «есть» причиняет мне боль. Я испытываю досаду, что он не догадывается сам, а я не догадалась сказать. Я испытываю грусть, что он и сам такой же маленький раненый ребенок, что у него не хватает смелости защитить меня. Я чувствую боль, что он не может проявить по отношению ко мне тепла, потому что его самого в семье этому не научили.

Я могу понимать все на свете «потому что», но это не отменяет того, что это больно — неважно, права я или нет, ведь это в любом случае не так, как мне бы хотелось, и тогда нормально, что в этом месте я сталкиваюсь со фрустрацией, с чувством бессилия и печали.

Еще эта тенденция — обвинять, обижаться — часто связана в принципе с нашим стремлением найти виноватого. Таким образом реальность становится как будто бы объяснимой, управляемой, все еще в чьих-то руках. Куда сложнее переживать расстройство, что случилось не так, как я хотела, безвекторно.

Что можно делать с грустью и гневом, как их бережно для себя и других переживать?

С грустью все довольно просто, хотя именно это не просто. В грусти — грустить, в печали — печалиться. Разрешать себе это. У нас есть ведь и на это табу, грустить — будто бы впадать в уныние, нужно старательно радоваться и вытаскивать себя из тоски за хвост, как барон Мюнхгаузен. Но это уместно разве что в совсем деструктивных депрессивных состояниях, в жизни же, где мы сталкиваемся с разочарованием, с отказами, — совершенно нормально сталкиваться и с нашей тщетностью по этому поводу. Как ребенку важно уметь проживать отказы без «смотри, какая в небе птичка полетела» или «зато я тебе сейчас дам конфетку», так же и взрослому человеку проживание тщетности целительно.

В тщетности мы становимся человечнее, научаясь принимать и уважать волю другого или его отличия от нас, даже если это слабости, с нашей точки зрения, и тогда в принятии, в признании этого мы научаемся истинно \ любить. Любить не за то, что тот другой — ровно такой, как нам хотелось бы, чтобы он был, в частности любил нас, но и с его трудностями в умении любить нас, как нам бы того хотелось, или с его особенностями характера, которые нам не нравятся.

В тщетности мы теряем ощущение того, что вселенная подвластна нам, что мы контролируем реальность, что как бы дает нам ощущение безопасности, такое важное для нормального существования души человека в гармонии. Но, отказываясь от такого вида контроля — по сути иллюзорного, — мы получаем доступ к куда более обширному истинному контролю: не в наших руках, но в руках самой жизни, уравновешивающей все и покрывающей, в руках Любящего Бога, которому сверху, «в объеме» виднее и мудрее, относительно всего того, что вершится, поэтому руки можно пробовать разжать. Грустить — и разжимать. Не властна, не властна. И грустно, и плакать. И разрешать самой жизни грустить вместе с тобой, гладя по волосам, и утешать тебя. Так же, как, бывает, утешает родитель своего плачущего ребенка в слезах, причиной которых стал его же, родителя, отказ.

В грусти очень здорово — выплакиваться и выговариваться. Если у вас есть возможность найти человека, способного вас просто выслушать — без попытки взять на себя роль судьи между вами и тем, на кого вы обижаетесь, без попытки принять чью-то сторону, очернить человека, которого вы на самом деле очень любите (чаще всего именно от их поступков нам и больно, реже нас обижают чужие люди), или очернить вас (да уж, поддержка, ничего не скажешь!), так вот — если у вас есть такой человек и он готов вас выслушать, наберитесь смелости ему открыться и выпустить всю тяжесть, что у вас на душе. От этого действительно сильно легчает, возникает чувство той самой «разделенности».

Если же такого человека нет сейчас рядом, то, пожалуйста, не оставляйте себя одну. Ведь, в первую очередь, у вас есть вы сами, и вы сами можете себя выслушать. Берите бумагу да выписывайте, что на душе. Или просто пойте. Когда грустно — хорошо поется. А еще хорошо рисуется или просто гуляется. Берегите себя в этом очень.

Идея о том, что никого нет рядом, возникает, когда мы сами от себя отворачиваемся. Если вам необходимо быть услышанной кем-то другим, есть люди, которые выбрали свою работу именно потому, что это является их огромной ценностью — разделять чувства других и оказывать поддержку. Не пренебрегайте помощью психотерапевта или доулы. Это качественная забота о себе.

Хорошо бы еще в грусти попытаться понять: о чем именно ваша грусть? Как можно конкретнее распознать, в чем именно ваша потребность не удовлетворена? Что именно вы хотели бы? Что хотели в той ситуации, которая вас ранила, и что хотели бы сейчас в связи с этим?

Например, тогда хотелось поддержки и принятия, внимания к моим потребностям, сейчас — чтобы у меня было право испытывать эту потребность в той ситуации, чтобы я имела право хотеть внимания и поддержки, иными словами: ключевая потребность сейчас — это признание моих чувств. Или — в связи с другой логикой чувств — неудовлетворенной потребностью может быть желание защиты, желание ощутить себя значимой для человека или еще что-то.

Хорошо отвечать себе на вопрос что бы мне могло помочь сейчас? И найти формы, которые помогут это выполнить.

В этом много любви. Той самой, которой мы так жаждем от других. Именно той, которой от других нам, сколько ни давай, она все равно будет уходить как в черную дыру. Той самой, которой на самом деле мы имели полное право быть напитанными в детстве и из этого опыта научиться так относиться к себе. Равно как мама сначала кормит нас грудью, потом готовит нам еду, а потом мы научаемся готовить сами, так же должно быть и с любовью — от матери к ребенку, которая преобразуется в здоровую самоценность и заботу о себе.

А что можно сделать с гневом?

О, злиться на самом деле может быть очень азартно и жизнеутверждающе.

Сейчас я вам все расскажу!

Часть этого я узнала из метода Мюррей, часть из опыта работы с клиентками.

Берется рулон бумаги, типа старых остатков обоев или икеевской бумаги, маркер и пишется-пишет-ся-пишется от всей души, во всех нефильтрованных выражениях, как, зачем, на кого и почему ты злишься и в каких формах. Выписываешься вот прямо полностью, весь свой поток, до состояния облегчения. Потом рвешь это все на мелкие кусочки, страстно, задействуя тело в проживании эмоций («порвать как Тузик грелку»), складываешь в огромный мусорный мешок, несешь на природу и сжигаешь. И в тот миг, когда дым поднимается от пепла к небу, отпускай — пускай он несет Богу — богово, пусть он с этим разбирается.

Или можно этот самый рулон бить ракеткой и выкрикивать все, что хочет сказать ваша злость.

Вообще хорошо гнев не задерживать в теле — он часто живет невысказанностью в горле и мышечным напряжением или, наоборот, слабостью в ногах (бежать) или руках (бить, защищаться), вот нужно это все и задействовать, способов много. Можно бежать и кричать (в поле, если есть такая возможность), бить воду в море ладонями и снова кричать, сделать кричальную коробку!

Это вообще мегатема, спасибо за нее огромное Мэрилин Мюррей! Берется обувная коробка, набивается плотно обрезками ткани или скомканной бумагой, заклеивается скотчем, делается круглая дырочка (если ее там изначально нет), обклеивается бумагой или раскрашивается (вот интересно, какую расцветку для коробки с такими целями выберете вы?..) и... готово! Туда можно кричать во все горло, и вас никто не услышит, она поглощает звук. Такая коробочка и в материнстве еще пригодится, да-да. Знаете, как в махровой, но точной интернетовской шутке про «Дети, я делаю вам хорошую маму», вот так — взяла коробку, закрылась в комнате — прооралась и вышла вся такая блаженная...

Как звучит ваша обида? Смотрим глубже

Думаю, такое всегда есть смысл делать, чтобы оставаться в ясности с собой и своей жизнью.

Если бы ваша обида могла говорить, как бы она звучала? Все ли оттенки чувств мы обнаружили? Если пробовать эту конкретную ситуацию — обиду — изложить максимально емко, схематично — как бы она звучала?

И тогда, сформулировав это, попробуйте абстрагироваться от ситуации и задаться вопросом — а вам знаком такой сценарий? Что-то он вам напоминает?

Очень часто болезненные ситуации во взаимоотношениях с близкими людьми, которые нас цепляют и задевают чувства, оказываются вовсе не про «здесь и сейчас», а про какое-то базовое травмирующее переживание, с которым ты могла иметь дело в детстве как хронически, постоянно, так и разово, но очень ярко. И тогда не так важно, что происходит снаружи, с этим конкретным человеком, мы реагируем на какие-то маркеры — тип реакции другого человека, мимику, слова, и их мы трактуем однозначно, подгоняя под смыслы, которые звучали в базовой травматической ситуации. То есть, например, если папа в детстве высоко поднимал правую бровь или поджимал губы, подразумевая в этот момент, что ты непроходимая дура и сама во всем виновата, то, если то же самое в конфликтной ситуации сделает муж, мы ощутим то же, что и в детстве, — чувство одиночества и покинутости без идеи, что в данном случае высоко поднятая бровь — это признак удивления, и нам и в голову не придет, что он нас ни в чем не обвиняет вообще. Это так называемый наш «паттерн» или «триггер».

Когда мы сталкиваемся с чем-то подобным, разум затмевают те самые непрожитые из боли чувства, и наши слезы, крики, обиды адресованы в этот момент не к мужу, как часто бывает, а к маме или папе. Им мы кричим о непризнанности и незначимости, а для мужа мы при этом можем быть очень значимыми и ценными, а наш фильтр сколько-нибудь-летнего раненого ребенка не позволяет это даже просто увидеть и поверить в это.

И тогда важно разлеплять, находить отличия той базовой ситуации от нынешней. И тогда станет возможным увидеть, что вас, скорее всего (но не всегда), и обидеть-то никто не хотел и что вас любят и ценят. И тогда важно по той же схеме, что я описывала в главе «В поисках поддержки: наши ресурсы и опоры», а также здесь про грусть и гнев, прожить те свои детские чувства, отгоревать, может быть, еще написать теплое и поддерживающее письмо — в прошлое — той своей маленькой девочке.

А человеку, который вас обидел, можно сказать, что ваши чувства были направлены не на него или относились не полностью к нему или вовсе не к нему, но для вас есть вот такая-то ситуация из детства, и поэтому вы так реагируете. «И поэтому, пожалуйста, пойми меня — когда ты делаешь так и так, я просто попадаю в те переживания и воспринимаю это, будто ты ко мне относишься так и так. Поэтому, пожалуйста, помоги мне — напоминай, в какой реальности я нахожусь, если ты видишь, что меня сносит. И по возможности — избегай доносить до меня свои чувства таким способом».

В ситуациях же, когда ваша обида действительно направлена на данного человека, здесь и сейчас, или она и про прошлое, но и про нынешнее тоже, есть смысл проживать и грусть, и злость, и доносить до человека в приемлемой форме, что с вами так нельзя.

И еще чуточку

В отношениях самое важное — разговаривать, договариваться. Вы можете быть уязвимыми и говорить за себя, о своем восприятии: «Когда ты делаешь так и так, я думаю, что я для тебя то и то».

Сверяйтесь — «Когда ты говоришь вот это, я воспринимаю это так и понимаю это как... — скажи мне, это так и есть?» Не продавливайте тут того, кто вам отвечает, вы ведь приглашаете и его к уязвимости. Допустите, что то, что он сейчас вам будет говорить, и есть правда. Это про доверие в отношениях.

Договаривайтесь — «Если я начинаю себя вести так и так, мне лучше всего поможет прийти в себя, если ты скажешь то и то и ни в коем случае не будешь делать того и того».

Если все это звучит как просьба, если вы в семье как в одной команде, если другой человек вас правда любит, по самой-пресамой большой вероятности все у вас будет хорошо.

Берегите друг друга!

  • Оцените материал
    (3 голосов)
  • Прочитано 4692 раз