Запланированная детская смерть из страха перед болезнью
Детская смерть, если на ее необходимость указывают результаты применения современных медтехнологий (что все чаще имеет место вследствие пренатальной диагностики), приобретает совершенно особое измерение.
Наше общество привыкло обсуждать данную проблематику практически исключительно с функциональных точек зрения. Гордость за все более совершенные методики исследований и их безопасность для матери перекрывает все здравые размышления. А ведь мы могли бы понять, что за эту безопасность приходится расплачиваться невероятным смятением, с которым плод реагирует на проникновение смертоносных инструментов.
Тот же амниоцентез, с нашей, европейской точки зрения, используется в современной Индии в недопустимых масштабах. Индусы стремятся не допустить рождения не только детей с ограниченными возможностями, но и нередко вообще детей женского пола. Отношение к девочкам в Индии по большей части отрицательное, вследствие чего их в тысячах случаев «выводят» из игры жизни, «пока еще есть время». То, что вызывает у информированных европейцев возмущение, в перенаселенной Индии воспринимается как своего рода средство контрацепции, о котором не принято громко кричать. С точки зрения судьбы в таких странах должна когда-нибудь разразиться война, дабы сократить мужское перенаселение.
Однако, размышляя, можно прийти к выводу, что разница между индийским и европейским подходами относительна. Если индусам по большей части мешает «неправильный» пол, то мы идем на решительные меры уже в том случае, если узнаем о хромосомных нарушениях, которые могут сделать ребенка инвалидом, либо об органических аномалиях, выявленных на ранней стадии при помощи ультразвука. Но ведь тем самым мы превращаем себя в повелителей жизни и смерти в том смысле, которого не предполагает как минимум ни одна из основных религий.
На то, куда это может нас завести, указывают, например, результаты опроса, проведенного журналом Der Spiegel в 1993 году: 13% немецких беременных женщин согласились бы на аборт при одном только подозрении на ожирение плода. Утверждение, что при генетических нарушениях аборты действительно необходимы, является весьма обоснованным, хотя при более вдумчивом анализе и оно представляется крайне проблематичным, как мы убедились выше.
Нацизм эксплуатировал такое понятие, как «малоценная жизнь»; будем надеяться, что нам никогда более не придется сталкиваться с таким отношением к жизни. В этой связи было бы уместно задуматься: нет ли в нашем отношении к нерожденным налета этого гнилостного нацистского привкуса.
Подобные аналогии подпадают у нас под категорию непозволительных. Мы привыкли структурировать все таким образом, чтобы испытывать как можно меньше проблем, и мы ни в коей мере не хотим покидать наезженные колеи. На данный момент мы просто не отваживаемся задуматься над другими точками зрения, боясь, что поднимется слишком много «пыли» и нам придется признать, сколь ненадежен тот фундамент, ча котором мы выстроили здание столь удобного для жизни прагматизма.
Задумаемся: с точки зрения души лучше ли мать, которая производит на свет нежизнеспособного ребенка, той матери, которая на 5-м месяце вследствие невысказанных причин удушает своего ребенка до смерти? Психотерапевтический и консультационный опыт свидетельствует: чувство вины «заботится» о том, чтобы абортированные дети отягощали душу матери на протяжении всей ее жизни. А так как они никогда не вырастут, то мать, похоже, так никогда (либо с большим трудом) и не проживает тот жизненный процесс, который обычно сопровождает развитие ребенка. Но ведь это означает, что данные темы не покидают женщину. Отметим также: «проблема» неудачного аборта заключается в том, что некоторые дети с ограниченными возможностями все-таки выживают и превращаются в описанные фундаментальные уроки жизни для своих родителей.
Несмотря на все предостережения, исследования околоплодных вод проводятся с нарастающей частотой. При этом важным аргументом (который медицина активно пропагандирует) является зрелый возраст родителей, на фоне которого повышается риск наследственных нарушений, например, трисомии 21. У таких родителей зародышевый путь удлиняется в силу более продолжительной лучевой и экологической нагрузки на организм. Поскольку на протяжении своих лучших в отношении беременности лет мы предохраняемся, а незадолго до «закрытия магазина», то есть по мере приближения к 40 годам, хотим быстренько наверстать упущенное, среднестатистический возраст современных родителей — а вместе с ним, с гинекологической точки зрения, и необходимость амниоцентеза — увеличивается. Логичной же эта точка зрения представляется только тем, кто вместе с наукой верит в то, что судьбу можно обмануть. Вероятно, на этом строится наиболее широко распространенное суеверие современного общества. На практике же история человечества решительно не подтверждает этого. И все же, данная точка зрения определяет наше отношение к миру и безраздельно властвует в операционных.
На духовном уровне увеличение частоты возникновения генетических нарушений у детей более взрослых родителей указывает на то, что судьба с большей охотой ниспосылает подобные уроки и затруднения людям зрелым. С точки зрения судьбы основное предназначение жизни состоит в том, чтобы мотивировать человека к решению стоящих перед ним задач — пусть и посредством преодоления трудностей, даже катастрофических, с нашей точки зрения. Научная медицина же относится к этому совсем иначе и старается оградить нас от как можно большего числа проблем. Да, подобное стремление заложено в человеческую натуру, и посему большинство людей с благодарностью принимают его. Чего они не замечают, так это того, что медицина, сама того не желая, уже очень далеко отошла от своего изначально доброго намерения и пожинает все более горькие плоды своей работы.
Сказанное становится более понятным, если мы обратим внимание на воздействие подсознания и теневой стороны человеческой сущности. Вспомним слова Гете, автора «Фауста», вложенные им в уста Мефистофеля: «Я — часть силы, что вечно хочет зла и вечно совершает добро». Наука, напротив, на каждом шагу стремится к добру и неизменно совершает зло. Задумаемся, ведь физики, разработавшие атомную бомбу, однозначно хотели добра: скорейшего завершения второй мировой войны и спасения своей родины. Последствия их действий оказались поистине катастрофическими, что, кстати, с прискорбием признали и сами научные деятели.
Если не вдаваться слишком глубоко в толкование феномена относительно того, что с точки зрения классической медицины количество рискованных беременностей постоянно возрастает, то можно сделать вывод: в наши дни обзавестись ребенком становится не только труднее, но и опаснее. С точки зрения души выходит, что спуск в этот мир сопряжен для нее со значительными сложностями и даже опасностями. В этой связи становится понятным, что именно классическая медицина, поддерживаемая обществом, которое, стремясь к максимальному комфорту, все меньше задумывается о ценности жизни, заботится о том, чтобы на все большем количестве беременностей ставился штамп «рискованная».